Научные задания, которые ставились в это время в действительности, и те, которые
были поставлены творцами философии XVII в., оказались несовместимыми не только в
социологии, но и в новых науках - геологии, ботанике, зоологии, минералогии, химии,
экспериментальной физике.
В то же время эти области знания - новое естествознание - нашли себе опору вне
философских течений и вне математики - в области исторического знания. Естественная
история стояла по методам работы в это время наряду с историей политической или
государственной. В XVIII в. Бюффон давал характеристики или биографии животных,
сравнимые с характеристиками, даваемыми человеческим индивидуумам или психологическим
типам историками и моралистами.
Это новое естествознание могущественно влияло на социальные науки. Но оно шло
вразрез со стремлениями ввести в них механические или физические представления,
разрушало рационалистическую работу новой философии в этом направлении. Ибо в это
время все новые и новые области знания укладывались в научные рамки, которые сами,
казалось, ничего не имели общего с математикой или механикой. Если временами и здесь
высказывалась в XVIII в. вера в возможность свести в конце концов всю природу, во
всем ее бесконечном разнообразии, в рамки механического или физического понимания,
перевести ее на язык математических формул или механических моделей, этой вере немногих
лиц резко противоречила практика многих поколений натуралистов.
Едва ли когда вековой антагонизм - отражение разных корней их исторического генезиса
- между математиками и натуралистами достигал таких размеров, как в эту эпоху расцвета
описательного естествознания.
XIX век многое сгладил. Не столько мир математических формул, сколько мир механических
моделей достиг поразительных результатов в объяснении явлений природы. Казалось,
после него могла быть вновь поставлена задача перенесения их в область социологии
- задача, столь ярко разбитая ходом времени после XVII столетия.
Но в научном движении XIX в. мы, наряду с развитием математики и естествознания,
видим колоссальное развитие наук исторических. Их существование, столь
далекое от математических умозрений или механических моделей, делает попытки внести
эти модели или обобщения в область социологии столь же мало вероятными, как делало
их в XVIII столетии развитие нового естествознания. К тому же сейчас и в пределах
естествознания область, стоящая за границами математики и механических моделей,
не уменьшается вековым ходом научного знания, но скорее увеличивается. В общем и
сейчас математические формулы и механические модели играют роль не большую, чем
прежде, если только мы обратим внимание не на отдельные области знания, а на всю
науку в целом. Идет работа Сизифа: природа оказывается более сложной, чем разнообразие
- бесконечное - символов и моделей, созданных нашим сознанием...
Авторские сноски:
1 Алексеев Н. Науки общественные
и естественные в историческом взаимоотношении их методов. М., 1912, с. 270.
Примечания редакторов:
[1]
Замечание Вернадского о важности истории науки в школьном преподавании остается
весьма актуальным. (см.: Ярошевский М. Г., Зорина Л. Я. История науки
и школьное обучение. М., 1978). В этой области среднего и высшего образования
предстоит еще многое сделать.
[2]
В настоящее время это утверждение уже устарело. За последние несколько десятилетий
отечественными и зарубежными исследователями созданы многочисленные труды по
истории геологии, минералогии, зоологии, ботаники, истории техники. См., например:
Павлов А. П. Очерк истории геологических знаний. М., 1921; Тихомиров
В. В., Хаин В. Е. Краткий очерк истории геологии. М., 1956, История геолого-географических
наук, вып. 1-3. М., 1959-1962; Шатский Н. С. История и методология
геологической науки. - В кн.: Шатский Н. С. Избр. труды, т. 4, М.,
1965; Гордеев Д. И. История геологических наук, ч. I. От древности
до конца XIX в. М., 1967; История геологии. М., 1973. Развитие физико-географических
наук XVII-XX вв. М., 1975; Шафрановский И. И. Выдающиеся русские минералоги.
М.-Л., 1949; Барсанов Г. Л. Минералогия. В кн.: Развитие наук о Земле
в СССР. М., 1967; Райков Б. Е. Русские биологи-эволюционисты до Дарвина,
т. 1-4. М.-Л., 1952-1959; История биологии с древнейших времен до наших дней,
т. I. История биологии с древнейших времен до начала XX века. М., 1972; т. II.
История биологии с начала XX века до наших дней. М., 1975; Очерки по истории
русской ботаники. М., 1947; Базилевская Н. А., Белоконь И. П., Щербакова
А. А. Краткая история ботаники. М., 1968; Шухардин С. В. Основы
истории техники. М., 1961; История техники, М., 1962; Лилли С. Люди,
машины и история. М., 1970; Очерки истории техники в России (в 3 кн.), 1978;
Техника в ее историческом развитии. М., 1978 и др. См. также: История естествознания.
Литература, опубликованная в СССР. 1917-1966. М., 1949-1977; История техники.
М., 1950-1978.
[3]
Здесь уместно сказать, что среди естествоиспытателей Вернадский был одним
из первых, кто столь тонко уловил органическую связь, существующую между историко-научными
изысканиями, с одной стороны, и исследованиями в области теории познания, эпистемологии
- с другой. История науки рассматривается Вернадским как история опыта познания.
[4]
В XVII столетии пансофические построения и вера в универсальность и всемогущество
математического метода были теснейшим образом связаны с механистическим мировоззрением
той исторической эпохи, выросшим на почве расцвета механики и математики. При
этом пансофические системы могли заключать в себе также и определенное прогрессивное,
гуманистическое содержание. Такой характер носила, например, "Пансофия" Я. А.
Коменского (1592-1670) - сочинение, в котором была предпринята попытка охватить
в одной системе все человеческие знания таким образом, чтобы они составили логическое
целое, в котором одно вытекает из другого. Предполагалось, что одинаковые знания
всех обо всем должны стать средством всеобщего улучшения человечества, устранения
споров и войн и установления международного сотрудничества. В подстрочном примечании
В. И. Вернадский указывает, что Алексеев напрасно обильно употребляет иностранные
слова и искажает русскую речь.
[5]
Далее в статье следует фраза о "резком разногласии с изложением истории
мысли XVII века Спекторским и Алексеевым" и их оценкой роли дедуктивного метода
в развитии естественных и общественных наук. За этой фразой следует в статье
изложение собственной позиции В. И. Вернадского по этим вопросам.
[6]
Речь идет о схемах Алексеева и Спекторского. Первый полагал, что все дело
в коренных отличиях социальных явлений, второй в преждевременности попыток применения
в социологии естественнонаучных методов. В. И. Вернадский на протяжении всей
своей статьи много раз указывал на мнения этих авторов, выражая в большинстве
случаев несогласие с ними. В 1912 г., когда писалась статья, это имело смысл.
Сейчас вряд ли это может многих интересовать. Напротив, мысли самого В. И. Вернадского
о путях развития науки представляют живой интерес. Чтобы не отвлекать от них
внимание читателя, многие ссылки на названных авторов здесь опущены.
[7]
Портуланы (портоланы, компасные карты) - морские навигационные карты, употреблявшиеся
с XIII по XVI вв. в связи с торговым мореплаванием в Средиземном море, на которых
подробно показывались береговые полосы, указывалось много географических наименований.
Ориентация по таким картам в пространстве была сопряжена со значительными трудностями.
В конце XV - начале XVI в. портуланы уступили место картам с сетью меридианов
и параллелей.
