Реклама





Книги по философии

Фрэнсис Бэкон
Великое восстановление наук. Разделение наук

(страница 47)

Разделение искусства открытия на изобретение искусств и открытие доказательств. Первое из них, являющееся особенно важным, еще должно быть создано. Разделение искусства изобретения искусств на научный опыт и Новый Органон. Описание научного опыта (experientia literata)

Существуют два вида открытия, совершенно отличных друг от друга. Первый вид -- это изобретение искусств и наук, второй -- открытие доказательств и словесного выражения. Я утверждаю, что первый из этих двух видов полностью отсутствует. Этот недостаток, как мне кажется, можно сравнить с тем случаем, когда при описи имущества какого-нибудь умершего пишется: "Наличных денег не обнаружено". Ведь точно так же как все остальное можно приобрести за деньги, так и все остальные науки могут быть созданы при помощи этой науки. И подобно тому как нам никогда не удалось бы открыть Вест-Индию, если бы этому не предшествовало изобретение морского компаса (хотя в первом случае речь идет об огромных пространствах, а во втором -- всего лишь о малозаметном движении стрелки), нет ничего удивительного в том, что в развитии и расширении наук не достигнуто более или менее значительного прогресса, потому что до сих пор игнорируется необходимость существования особой науки об изобретении и создании новых наук.

То, что следует создать такой раздел науки, -- совершенно бесспорно. Прежде всего потому, что диалектика ничего не говорит, более того, даже не помышляет ни об изобретении искусств, как механических, так и тех, которые называют свободными, ни о выработке средств для первых, ни об открытии аксиом для вторых, но обращается к людям мимоходом, приказывая доверять каждому в его собственном искусстве. Цельс, человек умудренный не только в медицине (хотя всем свойственно восхвалять собственное искусство), говоря весьма серьезно и умно об эмпирическом и догматическом направлениях в медицине, заявляет, что сначала были открыты лекарства и другие средства лечения, а уже потом стали рассуждать о причинах и основаниях болезней, а не наоборот, -- сначала были извлечены из природы вещей причины, которые осветили путь для изобретения лекарств. Платон же со своей стороны неоднократно утверждал, что "число единичных вещей бесконечно и наиболее общие понятия дают наименее точные сведения о явлениях, поэтому существо познаний, которые отличают мастера от неумелого человека, состоит в промежуточных суждениях, чему в каждой науке учит опыт" ^ Да и вообще все, кто упоминает об изобретателях тех или иных вещей или о происхождении той или иной науки, скорее благодарят случай, чем искусство, и чаще называют бессловесных животных, четвероногих, птиц, рыб, змей учителями знаний, чем самого человека:

Тут Венера, скорбя о беде незаслуженной сына,

Матерь, срывает диктами с Кретейской Иды с листами

Зрелыми стебель, цветком пурпурно-кудрявым цветущий, --

Козам диким в горах знакомо это растенье,

Как застрянут в спине у них летучие стрелы ".

Так что совсем неудивительно (поскольку древние обычно обожествляли изобретателей полезных вещей), что у египтян -- древнего народа, которому очень многие искусства обязаны своим возникновением, -- в храмах стояло множество изображений животных и почти не было человеческих статуй:

Чудища разных богов и лающий дерзко Анубис ^

И даже если вы, следуя греческой традиции, предпочитаете считать создателями искусств не животных, а людей, вы все же никогда не сможете сказать, что открытие Прометеем огня было результатом сознательного исследования или что он, впервые ударяя по кремню, ожидал получить искры; нет, он случайно напал на это открытие и, как говорят, "совершил кражу у Юпитера". Поэтому что касается изобретения искусств, то открытием пластыря мы обязаны дикой козе, открытием модуляций в музыке -- соловью, открытием промываний желудка -- ибису ^ изобретением артиллерийского искусства -- подскочившей крышке котла; короче говоря, вообще мы всем этим обязаны случаю или любому другому обстоятельству значительно больше, чем диалектике. Мало чем отличается от только что названного и тот способ изобретения, который верно описывает Вергилий:

Чтоб до различных искусств дошел в размышлениях опыт

Мало-помалу... '°

Ведь здесь речь идет именно о том методе открытия, на который способны сами животные и к которому они часто прибегают, т. е. о внимательнейшем интересе к какой-то одной вещи и о постоянном упражнении с ней, к которому этих животных неизбежно побуждает инстинкт самосохранения. Цицерон правильно заметил: "Постоянное занятие одним делом очень часто побеждает и природу, и искусство" ". Поэтому если о людях говорят:

...труд же упорный,

Все победил, да нужда, что гнетет в обстоятельствах жестких ",

то подобным же образом можно спросить о животных:

Кто научил попугая говорить (здравствуйте) ? "

Кто научил ворона в засуху бросать камушки в дупло дерева, на дне которого он заметил воду, чтобы таким образом он мог дотянуться до нее клювом, когда она поднимется? Кто показал пчелам путь, которым они всегда летят по воздуху на покрытые цветами луга, хотя эти луга иногда и очень далеко отстоят от их ульев, а потом возвращаются вновь в свои ульи? Кто научил муравья, прежде чем положить в свой муравейник зерна, обгрызать их, чтобы они не проросли и не сделали напрасным весь его труд? Таким образом, если мы обратим внимание в приведенном выше стихе Вергилия на глагол extundere (выковать), который указывает на трудность предприятия, и наречие paulatim (постепенно), которое указывает на медлительность этого процесса, то мы вновь придем туда, откуда мы отправились, т. е. к тем самым египетским божествам, ибо до сих пор люди в своих открытиях слабо использовали возможности разума и никогда не прибегали к помощи искусства.

Во-вторых, если несколько внимательнее присмотреться к делу, то сама форма индукции, которую предлагает нам диалектика, доказывает справедливость нашего утверждения, ибо эта форма индукции, с помощью которой предполагается обнаружить и обосновать принципы наук, совершенно порочна и бессильна и не только не способна усовершенствовать природу, но зачастую искажает и извращает ее. Ведь всякий, кто поглубже рассмотрит тот метод, с помощью которого собирают этот небесный нектар знаний, подобный тому. о котором говорит поэт:

Дар небесный теперь воздушного меда немедля.

Я опишу... '*

(ибо и сами знания извлекаются из отдельных фактов природы и искусства, как мед из полевых и садовых цветов), конечно же, обнаружит, что ум, действуя самостоятельно, опираясь лишь на свою врожденную силу, способен на более совершенную индукцию, чем та, которую мы находим у диалектиков, ибо из голого перечисления отдельных фактов без противоречащего случая, как это обычно делается у диалектиков, вытекает порочное заключение, и такого рода индукция не может привести ни к чему другому, кроме более или менее вероятного предположения. Действительно, кто поручится, что какое-нибудь явление, полностью противоречащее его выводам, не остается неизвестным ему, когда отдельные факты, известные непосредственно или же по памяти, представляются ему лишь односторонне. Это похоже на то, как если бы Самуил остановился на тех сыновьях Исайи, которых он встретил у него дома, и не стал спрашивать о Давиде, находившемся в поле. И если уж говорить всю правду, то эта форма индукции является столь неуклюжей и грубой, что кажется невероятным, как могли столь тонкие и проницательные ученые (а именно такие ученые посвящали себя исследованию подобных вопросов) широко использовать ее; единственной причиной этого является, по-видимому, их поспешное желание направить свои усилия на утверждение теорий и догм и какое-то презрительное и высокомерное пренебрежение частными фактами, а тем более продолжительным их исследованием. Они использовали отдельные частные случаи, как ликторов и стражу, для того, чтобы разогнать толпу и открыть путь своим догмам, но они вовсе не призывали их с самого начала на совещание для того, чтобы можно было сознательно и зрело обсудить истинное положение вещей. Действительно, наш ум поражает некое благочестивое религиозное удивление, когда мы видим, что и в человеческих, и в божественных вещах к заблуждению ведет один и тот же путь. Ведь подобно тому как при познании божественной истины трудно заставить себя в своем сознании как бы снова стать ребенком, так и при изучении истин человеческого ума считается чем-то низким и чуть ли не вызывающим презрение, когда люди, особенно пожилые, подобно детям, все еще перечитывают и изучают вновь первые элементы индукции.

В-третьих, даже если допустить, что научные принципы могут быть правильно установлены с помощью обычной индукции или же чувственным и опытным путем, все же остается совершенно несомненным, что из естественных явлений, обладающих материальной природой, невозможно достаточно надежно вывести аксиомы с помощью силлогизма. Ведь силлогизм с помощью промежуточных посылок осуществляет сведение предложений к принципам. Эта форма открытия или доказательства имеет место в таких науках, как этика, политика, право и т. и.; встречается она и в теологии, поскольку Богу по доброте его было угодно приспособиться к возможностям человеческого познания. Но в физике, где требуется реально овладеть природой, а не опутать противника аргументацией, истина при таком способе исследования ускользает из рук, так как природа намного тоньше и сложнее любой самой изощренной речи, и из-за бессилия силлогизма в любом случае необходима помощь индукции, но только подлинной и исправленной, для того, чтобы установить как самые общие принципы, так и промежуточные посылки. Ведь силлогизмы состоят из предложений, предложения -- из слов, слова же -- это знаки понятий; поэтому если сами понятия (которые составляют душу слов) будут плохо и произвольно абстрагированы от реальных явлений, то разрушится и все здание ^. И даже тщательное изучение последовательности аргументаций или истинности посылок никогда не сможет полностью восстановить положение, ибо ошибка заключена, как говорят врачи, "в первом пищеварении", которое уже не могут исправить последующие функции. Таким образом, немало философов (и среди них некоторые очень известные) имели весьма серьезные и очевидные причины стать академиками и скептиками, отрицающими достоверность человеческого знания и восприятия и утверждающими, что с их помощью можно достигнуть лишь правдоподобия и вероятности. Я не стану отрицать, что некоторым кажется, что Сократ, отрицая достоверность собственного знания, делал это лишь иронически и, скрывая знание, спекулировал им, т. е. отрицал знание того, что ему было заведомо известно, для того, чтобы считали, что он знает и то, чего он в действительности не знал ^. И даже среди последователей новой Академии, к числу которых принадлежал и Цицерон, идея акаталепсии принималась не очень искренне. Ведь эту школу избрали себе те, кто отличался своим красноречием, для того, чтобы стяжать себе славу умением свободно говорить "за" и "против" любого положения; в результате они сошли с прямого пути, по которому должны были бы двигаться к истине, предпочитая ему приятные прогулки по живописным окрестностям. Однако известно, что некоторые философы как в старой, так и в новой Академии, а еще больше среди скептиков в буквальном смысле восприняли этот принцип акаталепсии. Их главная вина заключалась прежде всего в том, что они клеветали на чувственные восприятия и тем самым в корне подрывали всякое знание. Ведь хотя чувства довольно часто обманывают и вводят в заблуждение, однако в союзе с активной деятельностью человека они могут давать нам вполне достаточные знания; и это достигается не столько с помощью инструментов (хотя и они в известной мере оказываются полезными), сколько благодаря экспериментам, способным объекты, недоступные нашим органам чувств, сводить к чувственно воспринимаемым объектам. Скорее они должны были бы приписать этот недостаток как ошибкам разума, так и его самоуверенности (не желающей считаться с самыми реальными вещами), а также неверным доказательствам и методам рассуждения и умозаключения из чувственных восприятий. Мы говорим об этом не для того, чтобы умалить значение интеллекта или чтобы объявить тщетными все его попытки; наша цель состоит в том, чтобы найти и предоставить интеллекту необходимую помощь, благодаря которой он сможет преодолеть все трудности и раскрыть тайны природы. Ведь ни один человек не обладает такой твердой и опытной рукой, чтобы быть способным провести прямую линию или начертить совершенный круг, тогда как он легко может сделать это с помощью линейки или циркуля. Именно это мы и собираемся сделать; к подобной цели и направлены все наши усилия: с помощью особой науки сделать разум адекватным материальным вещам, найти особое искусство указания и наведения (directio), которое раскрывало бы нам и делало известным остальные науки, их аксиомы и методы. Мы с полным основанием утверждаем, что такая наука должна быть создана.

Название книги: Великое восстановление наук. Разделение наук
Автор: Фрэнсис Бэкон
Просмотрено 120210 раз

......
...373839404142434445464748495051525354555657...