Реклама
История философии >> Античность
Аристотель о предмете физики и о природе
Предмет физики. Аристотель
стремится отделить физику от метафизики и от математики. Метафизика и математика
имели у него то общее, что изучали неподвижные сущности, но математические
неподвижные сущности были неотделимы от материи и существовали в них не как
таковые, а как свойства вещей, а метафизические сущности были не только в вещах,
как их сущности и сути бытия, но и вне материи (в боге). Физика же, по
Аристотелю, в отличие от метафизики и математики изучает подвижные предметы,
которые к тому же в отличие от метафизических сущностей вовсе неспособны
существовать отдельно от материи. Таким образом, физика противостоит метафизике
в двух отношениях, а математике - в одном. В "Метафизике" Аристотель говорит,
что физика "имеет дело с таким бытием, которое способно к движению, и с такой
сущностью, которая в преимущественной мере соответствует понятию, однако же не
может существовать отдельно [от материи]" (VI, 1, с. 108).
Итак, "физические сущности" не могут существовать без материи, как, поясняет
Аристотель, курносость не может быть без носа. Выше мы уже отмечали, что сам
Аристотель поставил физику после первой философии, названной позже метафизикой.
"Что же касается физики,- указал он в своем главном произведении,- то она также
есть некоторая мудрость, но не первая" (IV, 3, с. 62) . В качестве "второй
философии" (VI I, 11, с. 130) физика в отличие от метафизики и математики,
имеющих - каждая по-своему - дело со всем сущим, изучает лишь часть сущего, ее
предмет - природа как совокупность физических сущностей, а "природа есть [только]
отдельный род существующего" (IV, 3, с. 62).
Природа. Как и наше слово "природа" (т. е. "рожденное", "прирожденное"),
древнегреческое слово "фюзис" динамично. В своем словаре философских терминов (V
книга "Метафизики") Аристотель насчитывает в слове "фюзис" шесть значений, из
которых три обыденных, а три аристотелевских. Природа - это:
1) возникновение рождающихся вещей;
2) то основное в составе рождающейся вещи, из чего вещь рождается;
3) источник, откуда получается первое движение в каждой из природных вещей.
Таковы, с нашей точки зрения, обыденные значения слова "природа". Далее, уже в
соответствии со своей философской доктриной, Аристотель понимает под природой:
4) материю,
5) форму и
6) сущность.
Из шести названных значений Аристотель отдает предпочтение последнему. Материя
для него является природой лишь в той мере, в какой она способна определяться
через сущность, а так как мы видели, что у Аристотеля сущность и форма
тождественны, то и через форму (таким образом 6-е и 5-е значения совпадают).
Однако не всякая сущность есть природная, естественная сущность. Есть ведь
искусственные вещи, созданные человеком. Поэтому "природою в первом и основном
смысле является сущкость - а именно сущность вещей, имеющих начало движения в
самих себе как таковых" (V, 4, с. 82).
Проблема природы рассматривается Аристотелем и в его "Физике", к которои мы
теперь и переходим.
Ее автор и здесь стремится по вполне понятной причине отличить природу как
естественное от искусственного, говоря, что "природа есть известное начало и
причина движения и покоя, для того, чему она присуща первично, по себе, а не по
совпадению" (Физика II, 1, с. 23) 1 /Аристотель. Физикз, кн. II, гл. 1, с. 23./.
На первый взгляд, такая трактовка природы противоречит вышеназванной физической
догме Аристотеля, согласно которой, напомним, все, что движется, имеет источник
движения вне себя, а в конечном итоге - в неподвижном перводвигателе. В каком-то
смысле противоречие действительно есть. Но все же здесь, по-видимому, Аристотель
делает акцент на отличии естественных сущностей, имеющих независимую от человека
причину своего возникновения, от искусственных, причина которых заключена в
деятельности человека. Кроме того, Аристотель и в физической сущности отдает
приоритет форме, а она относительно активна (хотя и зависима от активности
бога-перводвигателя). Правда, в "Физике" Аристотель колеблется в трактовке
проблемы природы: ведь, с одной стороны, "она есть первая материя, лежащая в
основе каждого из тел, имеющих в себе самом начало движения и изменения", но с
другой стороны, "она есть форма и вид согласно понятию" (II, 1, с. 24). В своих
колебаниях Аристотель занимает и промежуточную позицию дуализма, говоря, что
"природа двояка: она есть форма и материя" (II, 2, с. 26), однако и в "Физике" в
Аристотеле побеждает идеалист, который сначала с оттенком нерешительности
замечает, что все же "скорее форма является природой, чем материя" (II, 1, с.
25), а затем уже решительно провозглашает, что "форма есть природа" (там же).
Идеалистическое истолкование природы Аристотелем еще более отчетливо сказывается
в его учении о природной целесообразности.
Телеология в природе. Формальная причина связана, как мы видели, с причиной
целевой. Цель - это форма, которая еще должна стать внутренне присущей вещи, а
форма - это цель, которая уже стала внутренне присущей вещи. Аристотель
рассматривает природу органицистски: это как бы единый живой организм, где "одно
возникает ради другого" (II, 8, с .3 6). Оно оптимистически утверждает, что
"трудно решить, что препятствует природе производить не "ради чего" и не потому,
что "так лучше" (II, 8, с. 35). Для Аристотеля очевидно, что "имеется причина"
ради чего "в том, что возникает и существует по природе" (II, 8, с. 36).
Итак, в природе господствует целевая причина. Правда, приводимые Аристотелем
примеры целесообразности касаются в основном лишь живой природы (флора и фауна)
и относятся скорее к целесообразности в строении и деятельности особи (соотношение
резцов и коренных зубов, листьев и плодов), чем и целесообразности
взаимоотношения между особями одного и того же вида, а тем более к межвидовой
целесообразности. Но в принципе допускается целесообразность даже в отношении
между живой и неживой природой: дождь идет для того, чтобы рос хлеб. Полемизируя
с течи, кто думает, что связь здесь случайная, самопроизвольная, по совпадению,
т. е. внешняя, Аристотель сами понятия случайности и самопроизвольности
подчиняет целевой причине.
Случайность как непреднамеренность и самопроизвольность как самодвижение. Назвав
в "Физике" четыре первоначала, Аристотель озабочен тем, не упустил ли он
чего-либо, ведь "называют также в числе причин случай (тюхэ) и
самопроизвольность (аутбматон) и говорят, что многое и существует, и возникает
случайно и самопроизвольно (само собой)" (II, 4, с. 29 - 30).
Аристотелю известны философы, "которые причиной и нашего не6а, и всех миров
считают самопроизвольность", философы, у которых "сами собой возникают вихрь и
движение, разделяющие и приводящие в данный порядок Вселенную" (II, 4, с. 30),
т. е., по-видимому, Левкипп и Демокрит. Ему известны, с другой стороны, и мнения,
отрицающие случайность. Об этом сказано в некоем "древнем изречении", об этом же
говорят и другие, утверждающие, что ничто не происходит случайно, но что для
всего, возникновение чего мы приписываем самопроизвольности и случаю, имеется
определенная причина (здесь опять-таки имеются в виду атомисты). Необходимо
отметить, что Аристотель совершенно неправомерно отождествляет здесь
самопроизвольность и случайность (а если он их различает, то по-своему, о чем
ниже), тогда как это не одно и то же. Ведь то, что возникает самопроизвольно,
само собой, из себя, не обязательно бывает случайным. Возможна ведь и внутренняя
необходимость.
Но пока что отметим объективность случайности по Аристотелю. Он ссылается при
этом на само обыденное сознание: "Все говорят, что одно возникает случайно,
другое - не случайно" (II, 4, с. 30). В "Метафизике" Аристотель выступает против
того, что позднее было названо фатализмом (XI, 8, с. 193). Он там определяет
случайное как то, "что существует не всегда и не в большинстве случаев" (VI, 2,
с. 110), или как то, "что, правда, бывает не всегда и не необходимым образом, а
также не в большинстве случаев" (XI, 8, с. 193).
Аристотель пытается различить два вида причин. Он согласен с теми, кто
утверждает, что все имеет причину (это опять-таки атомисты). Но причина причине
рознь. Есть "причина сама по себе" и есть "причина по совпадению" (II, 5, с.
31), "причина побочным образом" (II, 5, с. 32). Причинность второго вида
возможна потому, что предмет сложен, что в нем "может совпадать бесконечно
многое" (II, 5, с. 31). В такой форме это пока верно: во всяком предмете и
процессе есть ствол и ветви, и эти ветви касаются ветвей другого ствола, а
потому все время образуются необязательные, случайные связи и взаимодействия,
которых могло бы и не быть. Однако ограниченность Аристотеля связана здесь с
сужением возможностей его теории двойной причинности в силу подчинения этого
деления целевой причине.
Поэтому случайность и самопроизвольность оборачиваются у него
непреднамеренностью и оказываются разновидностью целевой причины, тем, что
сопровождает осуществление цели, энетелехию. Хотя сами по себе случайность и
самопроизвольность никем не запрограммированы, не задуманы и их нет ни в чьем
намерении, они все же происходят и осуществляются не в вакууме, а в сложной
среде. Человек задумал пойти на рынок и купить овощи - он пришел и купил (это не
случайно), но человек этот не только покупатель, но и кредитор, в нем совпали
эти два качества, и он, встретив на рынке должника, получил с него долг, хотя
шел он туда не для этого. Встреча с должником и взыскание долга случайно, это
то, что произошло по совпадению, совпало с намеренным действием. Происходящее по
совпадению с явлениями, возникающими ради чего-нибудь, и называют
самопроизвольными и случайными.
Итак, случайное и самопроизвольное, будучи подчинены у Аристотеля целевой
причине, лишаются права на самостоятельное существование, они не могут быть
пятой причиной, и Аристотель остается при своих четырех причинах:
"Самопроизвольное и случай есть нечто более второстепенное, чем разум и природа"
(II, 6, с. 34)
Различие самопроизвольности (самодвижения) и случайности (непреднамеренности).
Это различие представляет собой пример схоластической тонкости у Аристотеля.
Вместо того чтобы различить самопроизвольность и случайность принципиально,
Аристотель их, как мы видели раньше, отождествляет, а если и различает, то как
род и вид. Все случайное самопроизвольно, но не все самопроизвольное случайно.
Именно случайное в собственном смысле непреднамеренно. Аристотель связывает
случайность исключительно с деятельностью человека как сознательного существа,
имеющего возможность выбирать и принимать решения, ставя перед собой
сознательные цели и осуществляя их. Только в этом контексте и возможна
случайность в собственном смысле слова. Самопроизвольность же свойственна и
неодушевленным предметам, и живым существам, например детям, т. е. всему тому,
что совершает целенаправленные действия, не имея способности выбора. Узкое
понимание случайности, свойственное Аристотелю, не привилось в науке.
Необходимость. В аристотелевском словаре философских терминов о необходимости
говорится в трех значениях:
1) условие, без которого невозможны жизнь или благо;
2) насильственное принуждение, происходящее вопреки естественному влечению;
3) то, что не может быть иначе.
Третье включает в себя два первых значения. Разновидностью того, что не может
быть иначе, Аристотель считал логическую необходимость - доказательность. В
полном смысле слова необходимыми у Аристотеля оказываются только "вечные и
неподвижные вещи", ведь именно с ними дело не может быть иначе. Так говорит
Аристотель о необходимости в "Метафизике" (V, 5, с. 83). В "Физике" Аристотель
колеблется между материализмом и идеализмом, связывая необходимость то с
материей, то с понятием (II, 9, с. 38, 39).
Дело физика. Казалось бы, для физика наибольшее значение должны иметь
материальная и движущая причины, поскольку физическая сущность вещественна и
подвижна. Но это не так. Физик Аристотеля должен знать все четыре причины и даже
отдавать приоритет целевой причине перед материальной (II, 9, с. 39).
Название: Аристотель о предмете физики и о природе
Раздел: Античность
Дата: 2006-01-03
Просмотрено 7064 раз