Реклама





Книги по философии

В.Н.Порус
Рациональность. Наука. Культура

(страница 55)

"Может ли теория познания остаться равнодушной к тому обстоятельству, что множество научных понятий непрерывно развивались из прото-идей, для которых в свое время не нашлось аргументов, убедительных и в наше время?" - риторически спрашивал Л. Флек, убежденный в том, что без исторических и сравнительных исследований эпистемология была бы только пустой игрой слов, "воображаемой теорией познания"274. Поставленный в такой форме, этот вопрос риторичен и для И. Лакатоса. Но, в отличие от радикальных "историцистов", он предпочитает все же оградить теорию рациональности от чрезмерной инвазии исторической аргументации. Поэтому и получается, что в его философии науки (вопреки его же собственному афоризму), возникают пустоты - именно потому, что к истории науки он относится не как к безграничному резервуару различных форм и типов рациональности, а подобно укротителю, заставлявшему прекрасное, но дикое животное исполнять его команды; при этом у зрителя должна возникнуть мощная иллюзия, что исполнение команд наилучшим образом отражает природную сущность этого животного.

Я уже отмечал, что этот спор в философии науки продолжается и сегодня, он ни в коем случае не исчерпан, и И. Лакатос остается его непосредственным участником. По-видимому, спор будет продолжен и в следующем столетии, начало которого так близко, ибо дело идет о самой, пожалуй, острой проблеме современной гносеологии - проблеме рациональности.

Контроверза "нормативизма" и "историцизма" в дискуссиях о научной рациональности, часто принимающая форму непримиримого столкновения "рационализма" и "иррационализма", "абсолютизма" и "релятивизма", etc., не является простым конфликтом различных (крайних) гносеологических доктрин. В ней выражается внутренняя противоречивость научной рациональности (да и не только научной). По своей сути, она есть единство принципов, норм, критериев, с одной стороны, и способности критической рефлексии над ними, трансформации, изменения существующих и формирования новых понятий, выражающих рациональность, с другой. В терминологии, предложенной В. С. Швыревым,- это единство "закрытой" и "открытой" рациональности275 , единство, которое, как я полагаю, может рассматриваться сквозь призму "принципа дополнительности" в духе Н. Бора. Такой подход, возможно, откроет новые перспективы в обсуждении тех проблем, актуальность которых очевидна при современном прочтении "методологии научных исследовательских программ".

Сегодня концепция научной рациональности, разработанная И. Лакатосом, заняла свое место в истории философии и методологии науки. Ее принципиальные тезисы сохранили свою значимость, хотя спала полемическая напряженность, свойственная отшумевшим четверть века назад спорам. Кажется, уже самое время спокойно осмыслить ее достоинства и слабости. У И. Лакатоса никогда не было недостатка в критиках, но и самые строгие критики с уважением поминают сделанное им. Пусть даже его проект рациональной реконструкции истории науки, подобно другим фундаментальным проектам, обнаружил свою утопичность - что из того? Великие утопии обогащают духовный арсенал культуры. Этот проект был делом жизни И. Лакатоса. Рационализм был его идеалом, и он служил этому идеалу по-рыцарски, вызывая на интеллектуальный поединок усомнившихся или разочаровавшихся в нем. Это останется в истории европейской и мировой философии. И если нынешние споры философов науки поскучнели и утратили былой накал, то это, может быть, потому, что такие личности, как И. Лакатос, приходят в философию не так уж часто...

Вопросы философии, 1995, ? 4

"Радикальный конвенционализм" К. Айдукевича и его место в дискуссиях о научной рациональности.

К. Айдукевич (1890-1963) - выдающийся польский философ и логик, один из главных представителей основанной К. Твардовским "Львовско-Варшавской школы", столетие которой недавно отмечалось мировым философским сообществом. По оценке Я. Воленьского, "эпистемологические труды Айдукевича, в особенности по семантической эпистемологии, являются одними из наиболее заметных (по меньшей мере) в истории аналитической мысли ХХ века. Они представляют собой высшее (помимо логики) философское достижение всей Львовско-Варшавской школы"276.

Статья "Картина мира и понятийный аппарат", впервые опубликованная на немецком языке в журнале "Erkenntnis" (1934 г.) и включенная автором в первый том его избранных сочинений на польском языке277, до сих пор остается самой известной философской работой Айдукевича. Именно в ней был сформулирован тезис так называемого "крайнего" или "радикального конвенционализма", без обсуждения которого (заключаемого, как правило, напоминанием о том, что сам Айдукевич, убедившись в неправомерности и ошибочности этого тезиса, впоследствии отказался от него) не обходится ни одно изложение истории методологических идей нашего столетия. Это, на первый взгляд, удивительно. Мало ли сомнительных и просто ложных идей вышло из профессионального цеха философов, чтобы вскоре кануть в Лету? Если же идея была раскритикована и отвергнута самим ее инициатором, то легко предположить, что ее место в корзине для бумаг, а вовсе не в эпицентре современных дискуссий. Но это предположение никуда не годится.

Чтобы показать это, остановимся на проблеме конвенционализма в философии и методологии науки. Эта проблема заняла центральное место в дебатах вокруг природы научного знания, научной рациональности, вокруг темы развития науки. Тема конвенций с большой силой звучит и в логико-эмпирицистских, и в "историцистских", и в социально-психологических и социологических концепциях. Однако звучит по-разному.

То, что в философии науки называют "обычным" конвенционализмом (так выражался К. Айдукевич), имеет следующий смысл: признание определенных научных суждений, в которых выражается то или иное решение эмпирических проблем, вытекает из ранее принятых терминологических соглашений. К самим этим соглашениям не применяются эмпирические критерии истинности; они обусловлены соображениями удобства, простоты, эстетического совершенства и др. Различные варианты конвенционализма различаются по тому, какие именно суждения или классы суждений полагаются продуктами соглашений, а также по тому, какими аргументами обосновывается принятие этих соглашений. Например, конвенционализм Р. Карнапа заключается в "принципе терпимости", согласно которому можно строить любую логическую систему при обязательном соблюдении правил синтаксиса, при этом исходные понятия системы в принципе выбираются произвольно. Другую смысловую нагрузку имеет конвенционализм К. Поппера, который И. Лакатос назвал "методологическим фальсификационизмом". Его суть в том, что конвенции охватывают некоторое множество "базисных предложений" опыта, фигурирующих как основания для опровержений эмпирических гипотез. "Методологический фальсификационист отдает себе отчет в том, что в "экспериментальную технику", которой пользуется ученый, вовлечены подверженные ошибкам теории, "в свете которых" интерпретируются факты. И все же "применяя" эти теории, он рассматривает их в данном контексте не как теории, подлежащие проверке, а как непроблематичное исходное знание, которое мы принимаем (условно, на риск) как бесспорное на время проверки данной теории"278. "Радикальный конвенционализм", предложенный Айдукевичем, основывался на постулировании возможности выбора понятийного аппарата, при помощи которого интерпретируются данные опыта и строится та или иная "картина мира".

Различные варианты конвенционализма вытекают из различий между философско-гносеологическими позициями. Логико-эмпирицистский конвенционализм - следствие эмпирицистской трактовки оснований научного знания и вытекающей из нее версии рациональности научного познания. Конвенционализм К. Поппера - следствие его "активистской" (термин Лакатоса) теории познания, отводящей решающую роль творческой активности исследователя, выдвигающего смелые гипотезы и не опасающегося, а приветствующего и поощряющего их опровержения. Конвенционализм Айдукевича - следствие его понимания роли семантических правил в процессах продуктивного применения языка.

При всех различиях есть нечто общее, что связывает эти варианты конвенционализма в одну группу. Это - признание того факта, что конвенции заключаются отнюдь не всеобщим согласием всех участников научных познавательных процессов, не каждым членом научного сообщества и не всем сообществом в целом, а теми учеными, которые образуют элитную группу, формируют мнения и принципы деятельности научных сообществ. Именно эти авторитеты формулируют те ценности, следование которым полагается целесообразным и потому рациональным. Таким образом, расходясь в определениях этих ценностей, конвенционалисты всех типов и видов согласны в том, что принятые конвенции по сути выступают как определения рациональности, а следование этим конвенциям - как доказательство лояльности ученых по отношению к законам разума.

Примем во внимание это важное обстоятельство, ибо оно слишком часто упускается из виду либо сознательно отрицается. Например, когда говорят, что научная рациональность является высшим и полномочным представителем Разума и Мышления, в этой декларации сквозит изрядная толика мистики, перемешанной с гегелевским трансцендентализмом. Объективный Дух и Объективное Мышление якобы самовыражаются в ментальных состояниях, мыслительных и практических актах людей, занимающихся научными исследованиями. Не будем заниматься критикой этого "якобы", но заметим, что принципы и критерии рационального научного мышления не открываются, подобно тому, как Колумб открыл для европейцев несомненно существовавшую до этого Америку, а вырабатываются, конструируются в творческой интеллектуальной лаборатории науки. Конвенции - это проекты рациональности, как правило сопровождаемые аргументами в их обоснование и защиту. Теория научной рациональности (как часть теории познания) помимо прочего должна выяснять как и почему эти аргументы становятся убедительными и решающими для того, чтобы проекты были приняты научными сообществами, стали основами присущих последним стилям мышления. Логическая корректность, практическая применимость и эффективность, фактическая адекватность могут стать при этом в один ряд с факторами социального или социально-психологического плана: наличием или отсутствием конкурирующих проектов, поддерживаемых авторитетными лидерами научных школ, основателями научных направлений, глубиной и прочностью культурных и мыслительных традиций данного научного сообщества, его связей с "культурным контекстом" времени и т.д. Характерно, что названные факторы крайне редко явно фигурируют в самих проектах научной рациональности. Как правило, эти проекты конструируются именно так, чтобы в них не было и намека на действие социальных и социально-психологических мотивов их принятия. Напротив, логико-методологическая аргументация всячески выдвигается на первый план, она-то и оказывается прежде всего в поле зрения. История различных вариантов методологического конвенционализма свидетельствует именно об этом.

Название книги: Рациональность. Наука. Культура
Автор: В.Н.Порус
Просмотрено 218933 раз

......
...454647484950515253545556575859606162636465...