Реклама





Книги по философии

Поль Валери
Об искусстве

(страница 32)

Эта предположительная бесконечность многому меня научила.

Я знал, разумеется, что произведение не может быть завершено без вмешательства какого-то постороннего обстоятельства, будь то усталость, жажда спокойст­вия, требование издателя или смерть; -- ибо произведе­ние, с точки зрения его создателя или его причин, есть не что иное, как некое состояние в цепи последователь­ных внутренних трансформаций. Как часто мы испыты­ваем потребность начать с того, что минуту назад нам казалось законченным!.. Как часто я обнаруживал в том, что представил уже взору читателя, своего рода необходимый набросок искомого произведения, которое лишь теперь начинал видеть во всей его зрелости -- как реальнейший и желаннейший плод нового ожидания и усилия, четко означенного в моих возможностях. Вещь, законченная на деле, казалась мне при этом каким-то смертным телом, на смену которому должно прийти тело преображенное и нетленное.

Но на опыте использования этого метода заданных исправлений и совершенствований я познал великие пре­имущества системы умственной жизни, полностью отре­шенной от оглядки на чужие вкусы. Проблемы поэзии представляли для меня интерес лишь в том случае, если должны были разрешаться через исполнение заранее продуманных и определенных условий, как это имеет место в геометрии. Это побуждало меня отказываться от поисков "эффектов" (в частности, самодовлеющих "кра­сивых строк") и с легким сердцем жертвовать ими, ког­да они складывались в моем сознании. Я выработал навык самоограничений и ряд других навыков. Так, я приучился со временем изменять направление творче­ских умственных операций: мне часто случалось обу­словливать то, что философы -- справедливо или нет -- именуют "содержанием" мысли (правильней было бы говорить о содержании выражений), соображениями формальными. Я, можно сказать, рассматривал мысль в качестве "незнакомки", к которой путем уточнений сколько их требовалось в каждом случае -- исподволь приближался.

Amor

Любовь: любить значит подражать. Мы ее усваива­ем. Усваиваются слова, поступки и даже "чувства". Роль книг и поэм. Любовь, ни на что не похожая, мо­жет быть лишь величайшей редкостью.

Можно написать рассказ на эту тему. Сознание, мысль героя борются в нем с терзаниями любви, сила которых -- он это видит и чувствует -- восходит к при­чинам условным и традиционным... тогда как он любит лишь то, что обязано ему самому.

Эстет

I

Мне порой видится нечто странное и варварское в украшении зданий статуями, изображениями живых су­ществ.

Я понимаю арабов, которые этому чужды. Я почти болезненно ощущаю противоречие между формой и ма­териалом, которое наблюдается в этом декоративном мире, где механическая роль камня подменяется его те­атральным переодеванием.

Я чувствую, что усилия, которые воздвигли стену и свод, имели иную направленность, нежели те, что укрыли в нише святого.

Парфенон построен на отношениях, ничем не обязан­ных наблюдению реальных предметов. После чего его населяют героями, подчеркивают его формы орнамен­том.

Я предпочел бы, чтобы глаз в этом скопище не узна­вал ничего конкретного, чтобы, напротив, он обнаружи­вал в нем какой-то новый предмет, не отсылающий его к внешним подобиям, -- предмет, -- который виделся бы ему как его, глаза, личное детище, сотворенное им для бесконечного созерцания собственных своих законов 3.

II

Орнамент -- акт рассеяния для рассеянных глаз. Пропорции должны действовать, не обнаруживая себя.

III

Лишь в восемнадцатом веке портреты были вырази­тельны. Лица запечатлевают мгновение.

Слезы

I

Лицом и голосом. -- Жизнь говорила: "Я печаль­на, -- следовательно, я плачу".

И Музыка говорила: "Я плачу, -- следовательно, я печальна".

II

Слезы различного рода. -- Слезы навертываются от боли, от бессилия, от унижения, -- всегда от какой-либо недостаточности.

Но есть слезы природы божественной, рождающиеся, когда у нас не хватает сил, чтобы вынести некий боже­ственный образ в душе, охватить, исчерпать его сущ­ность.

Рассказ, мимика, пьеса в театре способны вызывать слезы благодаря воспроизведению печальных явлений жизни.

Но если архитектура, не связывающаяся во взгляде ни с чем человеческим (либо гармония в чем-то ином-- почти нестерпимая в своей точности, как какой-нибудь диссонанс), пробуждает в тебе слезы, это рождающееся излияние, которое, как ты чувствуешь, готово хлынуть из твоих непостижных глубин, поистине бесценно, ибо оно показывает тебе, что ты чувствителен к вещам со­вершенно безразличным и бесполезным для твоего су­ществования, твоей участи, твоих интересов -- для всех моментов и обстоятельств, какие определяют тебя в ка­честве смертного.

Мгновения

Прекрасное -- понятие отрицательное

Прекрасное подразумевает впечатление неизъяснимо­го, неописуемого, неизреченного. Да и сам этот термин не говорит ни о чем. Его невозможно определить, ибо всякое истинное определение всегда из чего-то строится.

Итак, если мы хотим создать такое впечатление по­средством того, что говорит, -- языка, -- если в свой черед мы благодаря языку такое впечатление испыты­ваем, значит, язык должен был породить в нас состоя­ние немоты и немоту выражать.

"Красота" означает "невыразимость" (и желание, чтобы это впечатление повторялось). Следовательно, "определение" этого понятия может быть лишь описани­ем и характеристикой условий, при каких возникает подобное состояние невозможности нечто выразить -- в таком-то конкретном случае и в таком-то виде.

"Невыразимость" не означает отсутствия выражений; она означает, что все выражения неспособны очертить свой возбудитель и что мы ощущаем эту неспособность или "иррациональность" как действительное свойство этой вещи-причины.

Решающим свойством этой прекрасной картины яв­ляется то, что она рождает в нас ощущение невозмож­ности исчерпать ее системой средств выражения.

Несказанное: "не хватает слов". Литература пытает­ся создать посредством "слов" это "состояние словес­ной неполноты" 4.

Следственно, красота -- это отрицательность плюс не­кая жажда, порожденная тем, что выражается этим бес­силием, плюс "нескончаемость" этой жажды, плюс X...

То, что закончено, перенасыщено, вызывает у нас ощущение невозможности что-либо изменить.

x x x

Художник разыгрывает свою партию в игре, где уча­ствуют также "случай", воля, мысль, мастерство и т. д. Трудно перечислить и прежде всего разграничить эти элементы.

В его работе есть кое-что от игры и кое-что от коме­дии. Он сам себе создает противников. "Человек" в борь­бе с "материей", со "временем", с какой-то своей наро­читой идеей, с неопределенностью, с собственным бес­плодием, со скукой какого-то конкретного усилия -- та­ково в нем детище его детища.

x x x

То, что полностью не завершено, еще не существует. То, что не завершено, еще менее зрело, нежели то, что даже не начато.

x x x

Природа разума побуждает его действовать вопреки человеческой природе.

Когда мы говорим, что какое-то произведение глубо­ко человечно, мы лишь наивно выражаем мысль, что разум преуспел в своей попытке отречься от себя -- или себя затаить.

Талант без гения стоит немногого. Гений без таланта не стоит ничего 5.

Краски

Цвет вещи есть такой цвет, который она больше дру­гих отвергает и не может ассимилировать. Чистое небо отрекается от голубизны, возвращает лазурь сетчатке. Листья целое лето хранят в себе желтизну. Угольная пыль пожирает все.

Все сущее передает нашим чувствам лишь то, что отбрасывает. Мы познаем его в его отбросах. Цветок из­бавляется от своего запаха.

Быть может, мы знаем о людях лишь то, что они устраняют в себе, что им сущностно чуждо. Если ты добр, значит, в душе у тебя держится злоба. Если ты блистаешь, если ты весь исходишь молниями и вспыш­ками - все это потому, что тоска, ничтожество, глу­пость тебя не покидают. Они более для тебя свойствен­ны, более органичны, нежели твоя ослепительность. Ты не узнаешь себя в своем гении. Твои самые прекрасные свершения наиболее для тебя загадочны...

Фото-поэтический феномен

То, что люди, как правило, чувствуют себя неспособ­ными развивать свою мысль за той гранью, где она ослепляет, пьянит, завораживает, является для поэта значительным преимуществом.

Искра высвечивает какое-то место, которое кажется бесконечностью в тот краткий миг, когда можно его увидеть. Выразительность ослепляет.

Эффект потрясения неразрывно связывается во взгляде с предметом, который оно выявило. Густые те­ни, которые появляются на мгновение, запечатлеваются в памяти как восхитительная меблировка.

Мы не отличаем их от реальных предметов. Мы ви­дим в них некие объективные данности.

Заметим, однако, что, к великому счастью поэзии, краткий миг, о котором я говорил, не может растяги­ваться; мы не можем заменить искру постоянным на­правленным светом 5.

Он освещал бы нечто совсем иное.

В этой области феномены обусловлены источником света.

Краткий миг открывает проблески иной системы, иного "мира", которые свет устойчивый озарить не мо­жет. Этот мир (который не следует наделять метафизи­ческой ценностью -- что было бы бесполезно и глупо) по самой своей сущности неустойчив. Может быть, это мир органических и свободных взаимосвязей потенци­альных возможностей разума? Мир притяжений, крат­чайших путей, резонансов?..

Может быть, необъяснимое в нем образно выражает­ся расстоянием? Действие на расстоянии, индукция и т. д. ?

Трудная жизнь

Человеку, питающему отвращение к неясности в мыслях, крайне трудно быть поэтом, политиком, -- од­ним словом, общественной личностью.

Название книги: Об искусстве
Автор: Поль Валери
Просмотрено 137069 раз

......
...222324252627282930313233343536373839404142...